Уверяю, уважаемый читатель, не по своей воле я взялся за этот труд, написание которого у меня заняло почти три года. Время, за которое можно было опубликовать несколько книг по привычной для меня тематике – внешней политике и международным отношениям. Виновником моего долгого молчания является женщина (правильно французы говорят: chercher la femme), и это женщина – моя жена. Лет так 15 она постоянно твердила, чтобы я наконец написал книгу про Силу, которая всё объяснит.

 

Дело в том, что еще ранее, лет 25 назад, в связи с известной во времена Советского Союза партийной формулировкой – соотношение сил в мире меняется в пользу сил мира, прогресса и социализма – я задал наивный вопрос своему научному начальнику: а что такое сила? В ответ он сказал, что это знает каждый школьник. Тогда я попросил его объяснить, какая разница между силой и мощью и как они измеряются. Его ответ литературно передать не могу, но суть сводилась к тому, чтобы я шел, куда сам знаю, и не занимался глупостями. "Ты же не немец какой-нибудь, чтобы копаться в понятиях и категориях", – неожиданно добавил он.

 

Не получив ответов на, казалось бы, простые вопросы, я решил в свободное от работы время (в те годы я изучал Японию и Китай) заняться "глупостями", т.е. исследовать литературу о силе. К своему удивлению, я обнаружил полный хаос на этот счет среди политологов и международников, работы которых мне удалось прочитать (это около 100 монографий). Стало ясно, что эта тема не проста, как мне казалось вначале. Более того, некоторые теоретики вообще не рекомендовали влезать в дебри силы, поскольку оттуда нет шансов выбраться. Я решил оставить эту тему в покое, продолжая изучать международные проблемы Дальнего Востока. Но чем бы я ни занимался, постоянно возникала проблема силы, которая требовала научного объяснения.

 

Кто-то может задать вопрос: а чего ради? Многие пишут о политике и международных отношениях, постоянно употребляют слово "сила" (центр силы, политика силы и т.д.), не мучаясь над вопросом, а что она значит. И так, дескать, всем ясно. Действительно, пишут. Но проблема заключается в том, что все написанное не имеет никакого отношения к науке, а представляет собой не что иное, как политическую беллетристику. К ней относятся даже официальные документы, так называемые концепции Внешней политики или Национальной безопасности, скажем, современной России. Мне неоднократно приходилось доказывать неграмотность данных документов и их составителей. Когда беллетристика кладется в основу практической внешней политики, то такой курс неизбежно проваливается, свидетельством чему служит внешнеполитическая практика позднего СССР и нынешней России.

 

Как бы то ни было, в какой-то момент я сам начал определять категорию силы во внешней политике и международных отношений, что сразу же облегчило мне прогнозирование деятельности того или иного государства на мировой арене. Но это были определения силы как некоего отражения чего-то более фундаментального, которое на  онтологическом уровне мне не удавалось распознать. Следовательно, эти определения были неполны, точнее, не схватывали суть силы целиком. Несмотря на это, я не очень стремился погружаться в познание силы, памятуя предостережения ученых, уже "обжегшихся" на этой категории. Но, напоминаю, под давлением жены я все-таки взялся за решение этой проблемы.

 

Поскольку я уже знал, что ни теоретики-политологи, ни теоретики-международники мне в этом не помогут, я решил для начала просмотреть философскую литературу начиная с древних греков. Надо было выяснить, как эта категория понимается на языке философов. Затем мне следовало разобраться, в какой форме и через какие явления проявляется сила в неорганическом (сфера космогонии и физики) и в органическом мирах. Неожиданно для себя я оказался в гуще натурфилософских проблем, вокруг которых происходят научные баталии, о которых я не подозревал.

 

Когда я приступил к главе о "сознании и мысли", в книге Эрнста Геккеля я наткнулся на имя немецкого физиолога Эмиля Дюбуа-Реймона, который в своей знаменитой речи "О границах познания природы" (1880) говорил: "По отношению же к загадкам, что такое материя и сила и каким образом они могут мыслить, он (ученый. – А.Б.) раз и навсегда должен решиться на гораздо более тяжелое признание, выраженное приговором "ignorabimus" (не узнаем)". В этой речи он обозначил семь мировых загадок: 1) сущность материи и силы, 2) происхождение движения, 3) происхождение жизни, 4) целесообразность природы, 5) возникновение ощущения и сознания, 6) возникновение мысли и тесно связанной с ней речи, 7) проблема свободы воли. По мнению Дюбуа-Реймона, три загадки совершенно трансцендентны и нерешимы (1, 2 и 5-я), три другие хотя и сложные, но решаемы (3,4 и 6-я), последняя также не разрешима. Правда, в ответ на это Геккель, который как раз и разбирал названные загадки, заявил: "пока не знаем".

 

Несмотря на оптимизм Геккеля, меня охватила легкая паника, поскольку в данной работе я так или иначе вовлекся в дебри всех этих загадок (последняя намечалась в следующей книге). Если бы эта книга о "мировых загадках" мне попалась до начала моего исследования, скорее всего, я остерегся бы начать свою. Тут я вспомнил английского философа и экономиста Джона Стюарта Милля, который, кажется, в своих "Принципах политической экономии" (1848) писал, что если бы капиталист изучил его книгу, то он вряд ли взялся за дело. Видимо, многие свершения случаются только потому, что их вершители заранее не догадываются о предстоящих трудностях. Наверное, прав был все-таки Наполеон, который как-то сказал: главное ввязаться в бой, а там будь что будет.

 

Когда я по своему неведению ввязался в этот бой за распознание силы в философии, неорганическом и органическом мирах, а также в сфере психологии, то обнаружил жесточайшие споры между различными школами и течениями вокруг этих самых проблем-загадок, по которым я вынужден был занимать собственную позицию, иногда предлагая свои решения.

 

Более подробно о них я скажу во Вступлении. Здесь же хочу обратить внимание на следующее.

 

Обычно я ни с кем предварительно не обсуждаю свои работы до выхода их в печати. Мне претит практика обкатки идей в кругу специалистов одной и той же тематики. Я с ужасом вспоминаю эту практику в СССР (предполагаю, она сохранилась и в настоящее время), когда твоя работа поначалу обсуждалась на секторе, затем на отделе института, чтобы с "учетом замечаний" получить "добро" на публикацию. Поскольку эту процедуру проходили все, то в результате на "выходе" книги, кто бы ни был их автором, практически не отличались друг от друга. Можно ли представить, чтобы Аристотель "учел" замечания Платона, Лейбниц – Ньютона, Гегель – Шеллинга, а Маркс того же Милля? Если бы такое происходило, то никого бы из них не было, а были бы безличные работы, соответствующие господствовавшим на то время взглядам, т.е. без намека на какие-либо новые идеи.

 

Однако при написании данной работы я вынужден был отойти от своего правила, поскольку оказался не на своей "территории". Хотя мне и пришлось прочитать немало работ по физике, биологии и психологии, я все-таки не чувствовал себя достаточно уверенно в названных областях. Поэтому вынужден был части по физике и биологии отдать на проверку профессиональным специалистам: космонавту Ю.М. Батурину, одной из специальностей которого является космическая физика, а также ведущему специалисту Зоомузея МГУ биологу Г.Ю. Любарскому. Их замечания для меня оказались крайне ценными: они не только помогли мне устранить некоторые мои терминологические промахи, но и несколько по-иному изложить концептуальные соображения по тем или иным проблемам. Батурин, помимо всего прочего, вынудил меня изучить немало дополнительной литературы, в том числе по информационной энтропии. Всем им я выражаю свою искреннюю благодарность. И если профессионалы обнаружат какие-либо нелепости в физической или биологической частях, то это только потому, что я их "внедрил" уже после просмотра текста моими уважаемыми рецензентами.

 

Добавлю, что многие замечаниями Г.Ю. Любарского оказались для меня полезными, и я их с благодарностью учел. В то же время я оставил некоторые вещи, которые вызвали недоумение у моего доброжелательного рецензента. В данном случае речь идет о главе III (Происхождение органического мира...). Георгий Юрьевич неоднократно приводит имена тех или иных советских (или российских) биологов, которых я не упомянул, в то время как я подробно останавливаюсь на анализе работ некоторых западных биологов, излагающих, дескать, тривиальные или "ненаучные взгляды". И почему я, скажем, "выпятил" К. Поппера, хотя есть и другие интересные философы. Я ожидаю, что аналогичные вопросы или "недоумения" могут возникнуть у многих российских читателей, "обиженных" за невнимание к российским ученым. Хотя подобную реакцию я воспринимаю как справедливую, тем не менее она может потерять основания, если учесть некоторые обстоятельства, необычные для восприятия российских читателей.

 

Дело в том, что хотя мой первоначальный текст писался на русском языке (мой родной язык русский), я не являюсь российским ученым, а представляю западное научное сообщество, следовательно, и моя работа прежде всего ориентирована на западного читателя. А для него, даже из сферы науки, русские имена, за редким исключением, почти ничего не говорят. За что, кстати, я критикую западную науку, в том числе и на страницах данной книги. И по мере целесообразности (а иногда и просто для запоминания) стараюсь внедрить или напомнить то или иное русское имя.

 

Другой момент. Хотя некоторые западные ученые, по мнению Любарского, выражают "ненаучные взгляды", они тем не менее широко обсуждаются в научной литературе, другими словами, создают определенный фон вокруг тех или иных проблем. Конечно, кроме Поппера есть и другие философы, но именно Поппер для многих является авторитетом в области определения границ науки, признаком чего являются постоянные ссылки именно на его работы, а допустим, не на работы Деборина, Митина или Кедрова (философы советского периода).

 

Это касается и биологии. Из десяти приведенных Любарским имен российских биологов, возможно, весьма крупных, я не встретил ни одного в библиографиях современных западных работ, которые были использованы в данной монографии. Их нет даже в библиографии такого фундаментального труда, как "Структура эволюционной теории" Стефана Гулда, объемом в 1433 страницы. Это абсолютно не значит, что русские ученые по своему уровню ниже западных. Просто русская наука ограничена национальными рамками, в то время как западная охватывает и захватывает весь мир и задает тон научно-техническому прогрессу.

 

Кроме того, мой выбор того или иного ученого определялся не тем, какой вклад он внес в науку (тогда мне пришлось бы писать совершенно другую книгу), а тем, в какой степени его взгляды соотносились с проблемами, которые анализируются в данной работе. Среди современных российских ученых разбираемые в книге проблемы практически не обсуждаются.

 

Необходимо учесть и то, что я живу на Западе, а не в России. Доступ к российским источникам у меня ограничен, имея к тому же в виду, что российские научные журналы, представленные в Интернете, кроме названий, не дают текстов статей.

 

Хочу обратить внимание читателя еще и на такую вещь. Некоторые выборочные части работы были представлены мной на страницах моего сайта в Интернете. Мне надо было выяснить, насколько доступен текст для рядового читателя. Через свою электронную почту я получил ряд писем, в которых звучала жалоба на обильное цитирование и "злоупотребление" специальными научными терминами. В первом случае предлагалось пересказывать идеи своими словами, во втором – заменить термины на "нормальные слова".

 

В этой связи я сразу же хочу предупредить читателей о том, что данная работа – это не публицистическое эссе, которое можно просматривать в метро или за чашкой чая. Это – научное исследование крайне сложной проблем #1099;, которая обсуждается учеными на протяжении более 2000 лет. Кроме того, вне зависимости от того, к каким результатам я пришел в решении проблемы силы, здесь важен сам процесс их достижения, или осуществления намеченной цели, то, что Гегель называл "результатом вместе со своим становлением". Постижение этого становления требует умственного труда, в том числе и в ходе освоения оригинальных текстов предшественников, а не их упрощенных интерпретаций. Я цитирую, а не пересказываю идею того или иного автора именно потому, что нередко более важна не сама идея, а путь к ней, т.е. логика мышления и способ изложения. Только в этом случае сам читатель начнет мыслить и понимать. Прочитав учебник, скажем, истории философии, человек получает некую информацию, которая быстро забывается. Изучив же оригинал, например "Метафизику" Аристотеля или "Науку логики" Гегеля, читатель научается мыслить. Не случайно многие великие мыслители XIX – XX веков "прошли" через Гегеля. Среди русских достаточно назвать имена Белинского, Герцена, Чернышевского, Писемского, Бакунина, Плеханова, Ленина. Любопытно: те, кто избежал участи потренировать мозги на работах "объективного идеалиста" Гегеля, остались или второсортными политическими деятелями, или незаметными теологами, не оказавшими никакого влияния на развитие своих стран. Именно поэтому я зачастую сознательно перебарщиваю с цитатами, к примеру, из работ Лейбница, Канта или Гегеля, чтобы читатель сам "пошевелил" мозгами.

 

Что же касается спецтерминов, то их невозможно избежать в принципе, поскольку каждая наука имеет свой специфический лексикон. Все же на всякий случай я составил небольшой словарь терминов. Возможно, что-то туда не вошло. Но надо иметь в виду, что данная книга не рассчитана на необразованного обывателя, чтивом которого могут быть "бестселлеры" госпожи Даниель Стил или аналогичного русского ремесленника. Мой читатель – мыслящий человек, размышляющий над тем, что такое жизнь, в чем ее смысл и почему существует Вселенная.

 

В данной книге представлены мои ответы на данные вопросы. Причем, как всегда, они не совпадают с ответами большинства ученых, упомянутых в книге, и наверняка многих других, которые не попали в поле моего исследования. Тем самым дается возможность раскритиковать мои взгляды и концепции, но желательно только в письменном виде (через СМИ или мой сайт), а не в кулуарных разговорах.

 

Итак, в данной работе я предложил определение силы как онтологической категории, затем рассмотрел ее проявление в неорганическом мире в контексте концепции Большого взрыва; в органическом мире я использовал свое понимание силы для обозначения границы жизни-нежизни. С ее же помощью я предложил решение проблемы тело–разум (иначе говоря, что такое сознание и мысль), которое вывело меня на новую формулировку понятия прогресса.

 

На этом натурфилософскую часть по распознанию силы я полагаю завершенной. Следующая часть будет посвящена анализу силы в общественных отношениях (черновое название работы – "Общество: сила и прогресс"), а третья, последняя часть связана с анализом понятия силы в мировых отношениях.

 

Наконец, еще раз о моей жене, без настойчивости которой эта книга никогда не была бы написана. Правда, это касается и предыдущих книг, равно как, подозреваю, и последующих. Дело в том, что Валентина обладает одной уникальной особенностью: не давать мне покоя (который мне уже давно не снится). Не успею я завершить одну работу, как она тут же требует написания другой. При этом она создает мне уникальные творческие условия: с одной стороны, она не требует от меня вовлечения в домашнее хозяйство и добывания "пищи", с другой – осуществляет техническое сопровождение, означающее редактирование, читку, форматирование, поиск информации и содержание компьютера в самом обновленном варианте. При всем при этом Валентина сама творческая личность – художник и поэт, пишущая картины в китайском стиле, к которым она сочиняет стихи на русском и английском языках. Ее творческий псевдоним – Ван Люши, работы которой получили признание не только в России, но и в самом Китае.

 

Валентине я посвящаю данный труд о силе, которая, может быть, и не объясняет всё, как она мне наказала, но по крайней мере объясняет силу моей любви к ней. А это тоже немало.